Уильям Блейк

Меж листьев зеленых
Ранней весной
Пел свою песню
Цветик лесной:

– Как сладко я спал
В темноте, в тишине,
О смутных тревогах
Шептал в полусне.

Раскрылся я, светел,
Пред самою зорькой,
Но свет меня встретил
Обидою горькой.

Есть Улыбка любви,
Есть Улыбка обмана
И есть Улыбка Улыбок –
В ней обе других слиянны.

Есть пристальный Взор вражды,
Есть пристальный Взор презренья,
И есть этих Взоров Взор –
И несть от него спасенья.

Ибо он прожигает мозг,
Ибо душу он разъедает
И о прежних улыбках всех
Память в мускулах рта стирает.

Но единожды за всю жизнь
Есть Улыбка еще сильнее –
И бессильно земное Зло,
Если ты улыбнешься ею.

Быть иль не быть, вот в чем
Вопрос, таким сычом,
Как сэр Йсаак Ньютон?
Как доктор Соут? Как Локк?
Как враль и демагог?
– Но мне милее Саттон!

Построил Саттон дом
Болезнью и трудом
Измученным созданьям,
Поэтому воздам
Его благим трудам,
Его святым стараньям.

Плюя на пустомель,
Он вывернул кошель,
Решив не поскупиться,
Чтоб дружная артель
В жарищу и в метель
Знай строила больницу.

Там тридцать шесть палат,
А окон там – трикрат;
Но все еще звенело
В его казне – и вот
Отвод для нечистот
Он воздвигает смело!

Что ж, разве он не мил?
И разве не затмил
Вас, доктор Соут, вас, Локк,
Вас, враль и демагог, –
Благотворитель Саттон?

Предоставь меня печали!
Я, истаяв, не умру.
Стану духом я — и только! —
Хоть мне плоть и по нутру.

Без дорог блуждая, кто-то
Здесь, в лесах, повитых тьмой,
Тень мою приметит ночью
И услышит голос мой.

Стриж! Цветы прозрели.
Видит нас цветок.
Так лети же
Ты, стрела без цели,
К тесной колыбели,
К сердцу ближе.

Милая касатка!
Слышит нас цветок.
Так лети же
Плакать сладко-сладко,
Милая касатка,
К сердцу ближе.

"Нельзя любить и уважать
Других, как собственное я,
Или чужую мысль признать
Гораздо большей, чем своя.

Я не могу любить сильней
Ни мать, ни братьев, ни отца.
Я их люблю, как воробей,
Что ловит крошки у крыльца".

Услышав это, духовник
Дитя за волосы схватил
И поволок за воротник.
А все хвалили этот пыл.

Потом, взобравшись на амвон,
Сказал священник: "Вот злодей!
Умом понять пытался он
То, что сокрыто от людей!"

И не был слышен детский плач,
Напрасно умоляла мать,
Когда дитя раздел палач
И начал цепь на нем ковать.

Был на костре — другим на страх —
Преступник маленький сожжен...
Не на твоих ли берегах
Все это было, Альбион?

В полях порхая и кружась,
Как был я счастлив в блеске дня,
Пока любви прекрасный князь
Не кинул взора на меня.

Мне в кудри лилии он вплел,
Украсил розами чело,
В свои сады меня повел,
Где столько тайных нег цвело.

Восторг мой Феб воспламенил
И, упоенный, стал я петь...
А он меж тем меня пленил,
Раскинув шелковую сеть.

Мой князь со мной играет зло.
Когда пою я перед ним,
Он расправляет мне крыло
И рабством тешится моим.

Тигр, о тигр! кровавый сполох,
Быстрый блеск в полночных долах,
Устрашительная стать,
Кто посмел тебя создать?

В преисподней иль в эдеме
Некто в царской диадеме
Огнь в очах твоих зажег?
Как он вытерпел ожог?

Кто качнул рукою властной
Сердца маятник ужасный
И, услышав грозный стук,
Не убрал смятенных рук?

Кто хребет крепил и прочил?
В кузне кто тебя ворочал?
В чьих клещах твой мозг пылал?
Чьею злобой закипал?

А когда ты в ночь умчался,
Неужели улыбался
Твой создатель — возлюбя
И ягненка, и — тебя?

Тигр, о тигр! кровавый сполох,
Быстрый блеск в полночных долах,
Устрашительная стать, —
Кто велел тебе восстать?